Казалось, это была не ночь, и даже не утро. Это был жутковатый, замерший во времени, вечер.
В голубом, казавшимся сероватым, небе витали тяжёлые клочья светло-серых облаков, обладавших какой-то гнетущей тёмной серостью.
На фоне неба замерли - не шелохнутся - зеленовато-чёрные дыры ветвей.
В мире воцарилась мёртвая тишина, и слышны были лишь гневные порывы ветра, бушующие где-то высоко, вдали. Внизу, в обманчиво-безопасном свете фонарей, будто сама по себе припарковалась машина. С асфальта не желали исчезать пятна сырости.
Было отчётливо слышно, как проезжает электричка по железной дороге, в 15 минутах ходьбы отсюда. Пару раз каркнула ворона, проассоциировавшись с грифом-стервятником.
Природа безмолвно кричала о тревоге.
Нет в мире более волшебного времени, чем короткий отрезок между четыремя и пятью часами, когда ночь плавно превращается в утро.
А иногда словно замирает во времени.
июнь 2010
В голубом, казавшимся сероватым, небе витали тяжёлые клочья светло-серых облаков, обладавших какой-то гнетущей тёмной серостью.
На фоне неба замерли - не шелохнутся - зеленовато-чёрные дыры ветвей.
В мире воцарилась мёртвая тишина, и слышны были лишь гневные порывы ветра, бушующие где-то высоко, вдали. Внизу, в обманчиво-безопасном свете фонарей, будто сама по себе припарковалась машина. С асфальта не желали исчезать пятна сырости.
Было отчётливо слышно, как проезжает электричка по железной дороге, в 15 минутах ходьбы отсюда. Пару раз каркнула ворона, проассоциировавшись с грифом-стервятником.
Природа безмолвно кричала о тревоге.
Нет в мире более волшебного времени, чем короткий отрезок между четыремя и пятью часами, когда ночь плавно превращается в утро.
А иногда словно замирает во времени.
июнь 2010